Владимир Уйба: «Если к тебе относятся с доверием – это дорогого стоит»
Владимир Уйба: «Если к тебе относятся с доверием – это дорогого стоит»
Искра 26.04.2022
2 апреля исполнилось два года, как Владимир Уйба приступил к руководству Республикой Коми. В эксклюзивном интервью «Республике» глава региона рассказал, как происходило его знакомство с этой землей, чем его удивили жители Коми, почему пресс-релизам он предпочитает видеоролики и лично общается с населением через смс. А также – об арктических перспективах, развитии здравоохранения, строительстве, и о том, как, на его взгляд, будут развиваться Россия и Коми в условиях санкций.
– Полагаю, для вас весьма неожиданным было предложение президента России поехать в Коми в качестве врио главы республики. Как вы отнеслись к этому, были ли сомнения?
– Да, безусловно, предложение это было сделано внезапно. Но поскольку его сделал президент страны Владимир Путин, отнесся, как всегда: принять с благодарностью. Потому что подобные предложения – это всегда подтверждение доверия, просто так кому-либо возглавить регион не предлагают. Доверие президента дорогого стоит. Естественно, я ответил, что принимаю предложение, благодарю за доверие. Таково мое отношение к поручениям президента.
– Между вашим согласием на это предложение и указом о назначении прошло очень мало времени, сутки с небольшим. Как для вас прошли эти сутки? Признайтесь, гуглили, в чем особенности региона, спрашивали у знакомых, коллег, тогдашнего непосредственного начальника по Минздраву Михаила Мурашко – выходца из нашей республики?
– Так и было. О Коми, как я неоднократно говорил, до этого знал, в основном, по рассказам своих сокурсников по медицинскому институту. Конечно, начал смотреть, что за республика. К Михаилу Альбертовичу я сразу зашел, потому что надо было решить вопросы с передачей дел, ведь тогда началась пандемия коронавируса, а я был руководителем штаба. И, конечно, спрашивал, что за регион Коми, что за люди в нем живут. Общались мы с ним достаточно долго.
– Практически сразу после прибытия вы начали ездить по районам, в том числе по самым отдаленным северным. Что особенно запомнилось из тех первых недель работы, когда вы только начинали знакомиться с Коми?
– Первые поездки были связаны с большим наводнением, ездил в те районы, что под него попали. И как шла вода – от Прилузья до Усть-Цилемского района, так я за ней и ездил. Нужно было общаться с людьми, смотреть, как выстроена система защиты, насколько на местах готовы к тому, что люди могут оказаться отрезанными от дорог, насколько население обеспечено самым необходимым. Поэтому первые впечатления связаны именно с этой большой водой.
Усть-Цилемский район меня тогда особенно поразил, где Печора разлилась во всем своем величии. Я приехал в Среднее Бугаево, и первое, что услышал от местных: «Если вы приехали нас переселять, сразу говорим – переселяться не будем!». А я смотрю – кругом море воды, в некоторых домах окна наполовину, а то и целиком под водой. Школа там деревянная образца 50-х годов прошлого столетия подтапливалась не раз. Спрашиваю: «А как вы здесь живете-то? Все же залито?». Отвечают: «Ничего, как пришла Печора, так и уйдет, все просушим, будем жить дальше. Школу только помогите подремонтировать, а лучше постройте новую». Меня поразил сам подход этих людей: здесь наша земля, здесь наши предки похоронены, мы никуда не уедем, детей ни в какие интернаты не отдадим, потому что они должны жить с родителями. С одной стороны, для меня это было удивительно, потому что чаще люди стараются переехать из проблемных мест. С другой – я почувствовал большое уважение к этим людям. Это какая-то генетическая любовь к земле, реке, несмотря на все сложности – ведь имущество надо спасать от затопления, на чердак поднимать, скот как-то устроить и обиходить. И все это может продолжаться не день-два, а месяц. Печора залила все, а они ее все равно матушкой называют. И ведь дома новые строят в селах, причем с учетом будущих паводков – с высоким бетонным фундаментом, а верх деревянный.
И вторая история, которая меня поразила тогда, была в Ижме. Перед этим как раз обсуждался вопрос – открывать весеннюю охоту или нет. Пандемия. Мы посчитали, сколько к нам может приехать охотников из других регионов. Привезут нам дополнительно вирус, будет подъем заболеваемости, а у нас и так уровень высокий. Дилемма была страшная. Тем не менее, нашли возможности в законе разрешить охоту для тех, кто живет на этой территории. И везде, куда бы мы ни приезжали, люди были очень благодарны, потому что охота – это сторона жизни, которая очень важна для местных. И вот приехали мы в Ижму. Любовь Терентьева, которая тогда была руководителем администрации района, угощает нас дикой уткой, которую добыл ее сын, она сама ее приготовила. А утка для коми – это же очень важный, священный символ, связанный с сотворением земли, появлением людей. Я сначала и не придал этому значения, удивился только, что утка сварена с головой, говорю, что не время обедать еще, давайте лучше поработаем. Смотрю, лица у хозяев стали такие настороженные. Министр национальной политики Галина Габушева мне шепчет: «Вы что?! Даже не думайте отказываться! Если в республике преподносят утку – значит открывают свое сердце, с доверием подходят». А утка, сваренная вместе с головой, которую подносят гостю, знак большого уважения. В общем, отведал я этой утки, и до сих пор часто вспоминаю эту поездку. Я тогда понял, какие особенные люди коми-ижемцы, если они к тебе относятся с доверием – это дорогого стоит. А ведь это было самое начало моей работы в Коми.
– Практически с первых дней в регионе вы начали применять нестандартные методы донесения информации до населения. В частности, начали записывать видеообращения. Почему вам такой метод ближе стандартных релизов? Ведь можно просто передать информацию пресс-службе, которая все откорректирует, а на камеру работать тяжелее, возможны оговорки из-за волнения.
– Да, оговорки бывают, но это же не прямая съемка, есть возможность перезаписать. А формат таких живых видеообращений, на мой взгляд, лучше релиза, потому что люди меня видят, видят мой настрой. Мне кажется, у людей от этого лучше складывается понимание ситуации. Поначалу этот формат был выбран потому, что была острая ситуация с коронавирусом, людям нужно было доносить через экран оперативную и достоверную информацию, свое отношение к ситуации, а потом как-то подтянулись другие темы. Был какой-то момент, когда мы сделали перерыв, тем более что число просмотров таких обращений снизилось. Решили, что хватит. Но прошло около месяца, и пошли вопросы: «А что происходит? Почему больше нет обращений? Куда глава девался, он вообще на работе?». Я понял, что это стало очень важной частью моей жизни и работы в республике, и для людей это тоже важно.
– Прошлой осенью вы еще и «рассекретили» свой личный номер телефона, призвав жителей Коми обращаться к вам напрямую. Большинство тогда решило, что это все же номер кого-то из ваших помощников.
– И до сих пор не верят. Иногда бывает, что пишут смс таким дворовым сленгом: «Да кто ты вообще такой, что за ерундой занимаешься», записываю и отправляю в ответ голосовое сообщение: «Уважаемый! Держите себя в рамках, вы пишете главе Коми». Кто-то после этого просто выпадает из переписки, кто-то начинает извиняться, а потом уже идет нормальный диалог. У меня уже набралось порядка пятидесяти таких любимых абонентов, которые регулярно по какому-то поводу обращаются: то снег не убран, то лекарства в аптеке нет, то ребенку места в соседней школе не дают. Многие пишут, что боятся называть свои настоящие имя и фамилию, вдруг потом как-то на работе отразится. Поэтому в телефонной книге некоторые записаны, допустим, как «Повар, детский сад, Усть-Цилемский район». К вечеру скапливается не один десяток, иногда и сотня сообщений. Днем я отвечать не могу, график плотный, вечером начинаю разгребать, иногда до ночи сижу. Бывало так, даю ответ, что-то уточняю – а в ответ тишина. Смотрю на часы – первый час ночи, люди спят уже.
Я из этой «прямой линии» много узнаю такого, о чем потом рассказываю своим подчиненным, а они удивляются: «А вы откуда это взяли?». Да от конкретного человека с конкретной проблемой. Мне многие коллеги-губернаторы говорят, что я размениваюсь по мелочам и что КПД от этого низкий. Кто-то подобное начинал, но забросил, поскольку толку никакого. Но я считаю, если в течение года ты улучшил условия жизни конкретного человека – это результат. Бывает, что вопросы очень сложные, быстро не решить, например, с программой переселения, когда люди в ней стоят десятилетиями. Но ищем возможности, и есть положительные примеры, когда вопрос решился. Например, был случай, когда очереднику помогли с оформлением льготной ипотеки. Или другой пример, не из телефонного, но личного общения: подошла ко мне в Инте беременная женщина, многодетная мама, у которой уже десять детей было, жили в трехкомнатной квартире. В результате мы осенью 2021 года приняли законное решение – семьям, где десять и более детей, выделять средства на улучшение жилищных условий. Уже выделили порядка 20 миллионов на три семьи, а всего у нас таких семей 11. То есть обращение конкретного человека дало повод задуматься, проанализировать ситуацию и найти решение.
– Вам и звонят, и смс пишут, и голосовые отправляют. Какой вариант связи предпочтительней?
– На звонки сначала пробовал отвечать, но быстро понял, что это бесполезно. Люди теряются, говорят очень много, а сути нет. Сейчас на звонки не отвечаю, сразу отправляю смс с просьбой изложить ситуацию в сообщении. Так проще суть выхватить, даже если сообщение большое. Иначе теряешь очень много времени.
– А бывают ли случаи, когда обращаются не с проблемой, а например, с праздником поздравить?
– С 23 февраля очень многие поздравили, с Новым годом. Многие пишут, чтобы поблагодарить, когда проблема решена. А нередко: «Спасибо, что помогли, мы не верили, что это возможно, но вот у нас есть еще вопрос…». И выгружают целый воз проблем. Ну, ладно, давайте ваш воз, будем разбирать по полешку.
– Многие публичные выступления вы начинаете с приветствия на коми, выучили несколько местных поговорок, устойчивых выражений. Планируете совершенствовать знание коми языка до уровня разговорного?
– У меня недавно спрашивали, какую я книгу сейчас читаю. К сожалению, у меня чтение книг закончилось по приезде в республику, потому что такого ритма работы, как здесь, у меня давно не было. А изучение любого языка – это систематические занятия, хотя бы по часу-два в день. Пока я, к сожалению, просто не могу себе этого позволить. Конечно, приветствие, благодарность, прощание, интересную поговорку я стараюсь вставить в выступление. Это демонстрирует уважение к коми языку, коми народу. Но для меня важно произношение, правильная интонация, понимание, о чем идет речь. Так что лучше сказать мало, но хорошо, чем заучивать длинные фразы, не понимая их смысла.
– Когда вы прибыли, в регионе началось достаточно активное дооснащение больниц, поликлиник дорогостоящей техникой, в том числе аппаратами ИВЛ. Понятно, что происходило это на тот момент во многом не от хорошей жизни, а по необходимости, из-за ковида. Поэтому сейчас у жителей региона есть опасение, что как только завершится пандемия, о нуждах здравоохранения позабудут. Каковы планы на будущее в этой сфере?
– С 2021 года в республике реализуется программа модернизации первичного звена здравоохранения, и работа по этому направлению будет продолжена. Это федеральный нацпроект, который с ковидом никак не связан. В прошлом году в его рамках приобретено 119 единиц автомобильного транспорта и 245 единиц медицинского оборудования, которое направлено, в том числе в отдаленные населенные пункты. В нынешнем году планируется приобрести 205 единиц оборудования. Уже заключен контракт на приобретение четырех компьютерных томографов для Сосногорска, Ижмы, Усинска, Печоры, маммографа для Сосногорска, двух флюорографов для Сосногорска и Ижмы. Также приобретем два модульных ФАПа для села Лэзым и деревни Красная в Сыктывдинском районе.
До 2025 года у нас должны быть построены восемь объектов – лечебные корпуса в селах Усть-Цильма и Визинга, поликлиники в поселке Каджером и селе Усть-Кулом, амбулатории в селе Усть-Вымь и поселках Вухтым, Подзь, стационар в поселке Щельяюр. Также планируется приобрести модульные конструкции для 57 ФАПов и смонтировать их.
Что важно, вопрос стоит не только о том, что у нас должны появиться новые фельдшерско-акушерские пункты, больницы и прочее. Нужно обеспечить их специалистами. На сегодня у нас в республике не хватает порядка 600 человек среднего медицинского персонала и практически столько же врачей. И львиная доля вакансий – до 90 процентов – именно в первичном звене.
Так что, ставя новый ФАП, мы параллельно решаем вопрос, чтобы там были медсестра и фельдшер. А не так, как сейчас бывает, когда медработники приезжают в этот ФАП раз в неделю из соседнего села. Но не всегда это удается, несмотря на все серьезные меры поддержки, которые сегодня есть. Человек заканчивает медицинский факультет и видит массу вакансий, в том числе и в столичных городах. Видит, например, что, работая врачом скорой помощи в Москве, Екатеринбурге, Кирове, он будет зарабатывать столько, что ему хватит на съем квартиры и на жизнь. И когда ему предлагают поехать в село, куда нужно летом по грунтовке и на пароме добираться, а зимой по зимнику, он сразу прикидывает, как он будет оттуда выбираться, условно говоря, в театр оперы и балета. Да практически никак. А в городе – все возможности.
На ближайшем Госсовете России у президента страны я обязательно возьму слово с предложением возвращения тех хороших инструментов, что были в советское время – на какой-то период вернуть распределение для выпускников медицинских вузов, создать инфраструктуру для молодых специалистов. Чтобы специалист приезжал в нормальное, новое или отремонтированное жилье и знал, что если он заведет семью, то для его детей в селе есть садик и школа. А еще лучше возродить забытый механизм, когда мы из сел набирали ребят на рабфак. Понятно, что не вина сельского выпускника, что у него уровень знаний, баллов по ЕГЭ ниже, чем у городского. Нужно дать ему шанс – в течение дополнительного года подтянуть его по профильным предметам, которые ему понадобятся на первом-втором курсе, а дальше он сам справится. С таким выпускником подписывается договор, что он обязательно вернется в село. Но подчеркиваю, он должен по возвращении получить собственное жилье, а не так, как у нас сейчас рассуждают – зачем ему квартира, если у него в селе папа и мама, пусть у них живет.
У нас сейчас парадокс, причины которого я пока понять не могу: молодые учителя в деревню едут, а медработники – нет. Хотя и там, и там высшее образование.
Продолжение в следующем номере.
«Республика»
72