Уроженец Узбекистана Сангинбой Сайидов летом 2025 года приступил к работе в ухтинской поликлинике. Уролог сменил Подмосковье на Коми в поиске новых точек роста. В беседе с БНК врач рассказал, чем отличается медицинская подготовка в Узбекистане и России, как он преодолевал барьер с пациентами и что он как узкий специалист готов дать поликлинике.

Как признался Сангинбой Сайидов, стать врачом он не решил, а почувствовал в этом свое призвание. Ранее в семье медиков не было: отец — бухгалтер, мать занималась домашним хозяйством. Сангинбоя никто не подталкивал, не давил и не предлагал готовый сценарий жизни.

— Я пришел в медицину не по наследству, а по складу ума и характера, который, как я теперь понимаю, сформировали как раз родители. С детства меня завораживала мысль, что человеческое тело — это самая сложная и совершенная Вселенная, которую только можно себе представить. Быть врачом для меня — значит, быть не просто исследователем этой Вселенной, а ее хранителем. Это возможность в момент, когда кто-то теряет опору, стать для него этой опорой; превратить страх — в надежду, а боль — в облегчение. Это редкая честь — быть допущенным в самые сокровенные моменты человеческой жизни и своей рукой, знанием и словом менять их ход к лучшему. Быть врачом — значит занимать особое место в жизни людей. Вам открывают душу и тело, вам доверяют то, о чем не говорят даже самым близким. Эта честь — нести это доверие и оправдывать его — не похожа ни на что другое. Меня подтолкнуло стать врачом желание не просто «иметь профессию», а заслужить право на такое доверие, — поделился Сангинбой.

Образование он получал в Самаркандском медицинском университете, окончил его в 2019-м. Годы учебы Сангинбой называет «уникальным вызовом, который закалил характер»:

— Когда ты учился не в безликом вузе, а в городе с древнейшей медицинской историей, в стенах, которые помнят Ибн Сину — Авиценну. Это накладывало отпечаток. Здесь медицина воспринималась не просто как наука, а как служение, как часть культуры милосердия. Это было тяжело. Физически и ментально. Представьте себе не гору, а длинный-длинный подъем по лестнице, где каждая ступенька — это том анатомии, биохимии или фармакологии, который нужно не просто прочитать, а «принять в себя», сделать частью своего мышления.

Особый интерес всегда был в плоскости решения конкретных проблем с ясным итогом. Это повлияло на выбор будущей специализации — урологии.

— Во-первых, это сочетание хирургии и терапии. Мне всегда хотелось направления, где можно не только диагностировать и лечить таблетками, но где твои собственные руки являются прямым инструментом помощи. Урология — это на 70 процентов хирургия, часто очень высокотехнологичная. Лапароскопия, эндоскопия, роботические системы — здесь есть, где применить и точность рук, и инженерное мышление. Но при этом ты не прощаешься с пациентом после операции — ведешь его дальше, наблюдаешь в динамике, подбираешь терапию. Это цельный, законченный цикл ведения больного. Во-вторых, это прикладная анатомия и четкий результат. В урологии все логично и осязаемо. Есть анатомия — мочевые пути, почки, сосуды. Есть проблема — камень, опухоль, сужение. И есть конкретное, часто мгновенное решение: удалил камень — убрал боль; восстановил проходимость — вернул почке функцию. Эта ясность причинно-следственных связей и возможность быстро увидеть плоды своего труда дает мощнейшее чувство профессиональной удовлетворенности. В-третьих, и это, пожалуй, главное — это «невидимые» проблемы. Урологические заболевания — это часто сфера стыда и молчания для пациентов. Мужчина, столкнувшийся с проблемой в интимной сфере, скорее будет терпеть и разрушать свою жизнь, чем пойдет к врачу. Мне хотелось работать именно в такой области, где моя роль — не только как технического специалиста, но и как психолога, который может развеять этот стыд, поговорить откровенно, вернуть человеку не просто здоровье, а качество жизни. Вернуть ему уверенность в себе, возможность радоваться простым вещам, — поясняет врач.

Ординатура по урологии у него была уже в России, в университете дружбы народов. Подходы в вузах разных стран отличаются, подчеркивает Сангинбой:

— Если говорить прямо и по сути, то различия были фундаментальными, и они не в «хорошо — плохо», а в разных акцентах и философии. Самаркандский медицинский институт в Узбекистане — это «фундаментальная школа». Российский университет дружбы народов — это Scuola Applicata, дословно переводится с итальянского как «прикладная школа» или «школа применения». В Узбекистане меня научили быть «крепышом» — несгибаемым специалистом с железной базой, который не растеряется в любой ситуации. В России меня научили быть «стратегом» — думающим, современным врачом, который использует все технологические достижения для точечного и эффективного удара по болезни. Опыт Самарканда дал мне фундамент и выносливость. Опыт РУДН дал инструменты и глобальное видение. Сочетание этих двух подходов и сделало из меня того специалиста, которым я являюсь сегодня.

Сангинбой практиковал в нескольких медицинских учреждения Подмосковья. Ординатура в Жуковской клинической больнице — это «приемный покой», полевая практика в условиях непрекращающегося потока людей. Работа там же после выпуска из вуза уже накладывала большие обязательства и ответственность за пациентов. Затем была Дмитровская больница — межрайонный центр с плановой и зачастую более сложной и высокотехнологичной работой.

— Если откровенно, после работы в больницах Московской области я искал новый профессиональный вызов. Хотелось применить свой опыт в системе с другими возможностями и, возможно, большей степенью самостоятельности, — рассказывает врач.

Именно так Сангинбой попал в Ухтинскую поликлинику: узнал о вакансии в Коми через профессиональные каналы. У Минздрава России есть база вакансий, где публикуются запросы из разных регионов, особенно тех, что заинтересованы в привлечении кадров. Решающим фактором, определившим переезд, стало предложение не просто «места работы», а возможности организовать и возглавить новое урологическое направление в современно оснащенной поликлинике. Шанс построить службу с нуля: отстраивать процессы, подбирать оборудование и формировать команду.

— Такой уровень ответственности и доверия — это именно тот вызов, ради которого стоит сменить обстановку. Так что это не было спонтанным решением «поехать на Север» Это был осознанный карьерный шаг навстречу новой, более сложной и интересной задаче. Конечно, до этого слышал о республике. Но, если честно, как большинство жителей центральной России в общих чертах: «Север, лес, газ, уголь, Ухта, Сыктывкар... И холодно». Это было знание из учебников географии и новостей. Никакой конкретики, личного опыта не было. Скорее абстрактная территория на карте. Переезжать было не то чтобы страшно — тревожно и абсолютно неизвестно. Это как идти в темную комнату: ты не знаешь, что там, но веришь, что там есть что-то ценное, — описал Сангинбой.

Первое впечатление об Ухте неожиданное и приятное:

— Я ожидал суровый, серый промышленный город. Реальность оказалась иной. Да, архитектура своеобразная, чувствуется советская плановая застройка. Но очень много зелени, город окружен лесом. Чистый воздух за пределами промзон. И главное — спокойный, размеренный ритм жизни. Нет московской вечной гонки и суеты. Это дисциплинирует и успокаивает. Люди — главное открытие. Люди здесь другие. Более сдержанные, неброские на первом контакте, но невероятно надежные и прямые. Если человек сказал «да», он сделает. Не обещает того, чего не может. Здесь почти нет показной, «московской» суеты. Чувствуется какая-то внутренняя сила и стойкость, выработанная жизнью в суровом климате. К врачам отношение уважительное, доверие высокое.

Коллектив поликлиники «принял настороженно, но профессионально»:

— Так и должно быть. Здесь не бросаются на шею новичкам, тем более, «понаехавшим» с большой земли. Первые недели был период «испытательного срока взглядами»: присматривались, проверяли на прочность, смотрел ли я руки. Негатив был: куда без этого. Но это был не бытовой хамский негатив, а скорее глухая стена недоверия поначалу. Пару раз ловил фразы вроде: «Наш-то врач уехал, а вас прислали». Это была не личная обида, а скорее страх, что пациенты остались без хорошего доктора. Барьер был трехслойный. Барьер «свой — чужой». Я был приезжим, городок свой, все друг друга знают. Профессиональный барьер: стиль работы в столичном регионе и в региональной больнице может отличаться. Где-то я предлагал новые подходы, и натыкался на консерватизм: «Мы тут всегда так делали». Культурный барьер — да, он есть. Другой ритм жизни, другой юмор, другие темы для разговоров.

Врач вспоминает, что пациенты жаловались, что «раньше было по-другому», сомневались в назначениях, искали «правду» в интернете:

— Я начал тратить на приеме 3-5 минут не на лечение, а на объяснение. Рисовал схемы на листочке, показывал атласы, простым языком объяснял суть проблемы. Пациенты из скептиков превратились в союзников. Они понимали логику лечения, строже соблюдали назначения и становились нашими лучшими «адвокатами» по сарафанному радио.

Сначала Сангинбой приехал один — «на разведку». А после решения жилищного вопроса перевез семью: сняли квартиру, были трудности с поиском мебели и оформления документов, но помогал коллектив поликлиники. Коллеги по работе стали главными проводниками в бытовых вопросах, администрация помогла с официальными процедурами.

Пока Сангинбой еще не определяет Ухту как второй дом:

— Это процесс, а не момент. Скажу так: появилось чувство «своего места», что гораздо важнее. Ожидания от работы оправдались и даже в большей степени.

Сейчас врач со своей командой — «мультидисциплинированным коллективом специалистов разного профиля» — работает над тем, чтобы урологическое направление стало «магнитом, к которому специалисты потянутся сами». Есть плюсы, ради можно переехать на Север из Подмосковья:

— Спокойствие. Никакой московской суеты, пробок, нервотрепки. Работаешь и живешь в человеческом ритме. Время. Не тратишь часы жизни на дорогу и очереди. Все время — твое. Чувство дома. Ты не «понаехвший», ты свой. Город принимает.

БНК