Нелли Гусак работает в Коми республиканской клинической больнице постовой медицинской сестрой. Медицину она считает своим призванием, но кардинально изменила свою жизнь, когда в 2022 году объявили о начале специальной военной операции. Сыктывкарка заключила контракт спустя год и как доброволец вошла в состав вооруженных сил Российской Федерации в отдельном отряде специального назначения, который выполняет боевые задачи «за лентой». В интервью БНК Нелли Гусак рассказала, как выстраивает отношения с коллегами-мужчинами и что письма от незнакомых детей вызывают потоки слез.

— Почему вы решили связать свою профессию с медициной?

— Я никогда не хотела быть медиком, признаюсь. Заканчивала курсы швеи-мотористки. Но в 1990 годы по профилю работы не было, и я трудилась в туберкулезном диспансере санитаркой. У нас была очень хорошая главная медсестра Любовь Алаева. Она сказала: «Всю жизнь будешь работать так? Давай попробуем в медицину». Лишь бы ее не обидеть, я пошла сдавать экзамены и поступила в Сыктывкарский медколледж, окончила его с отличием и пошла работать медсестрой. Потом только поняла, что моим призванием была медицина. Работаю с 2004 года в Республиканской больнице и горжусь этим. КРКБ — самая большая больница республики, многопрофильная с замечательными людьми, с профессионалами своего дела.

— Как произошло, что вы оставили свое призвание и отправились на СВО?

— Я смотрела новости, слышала, что на Донбассе проблемы. Когда эти события далеко, конечно, переживаешь, но не так, как за себя. А в день, когда президент объявил о начале специальной военной операции, что-то перевернулось в сердце. С этого момента, с 24 февраля 2022 года, я понимала, что больше жизни для меня нет. Перестала смотреть иностранные фильмы, развлекательные передачи — только новости. Объявление о мобилизации было 24 февраля, а уже 8 марта я сказала своей главной медсестре Надежде Пипуныровой: «Если понадобится помощь медика там, я поеду на СВО». Девочек, которые хотели тоже какую-то лепту внести, было много. Сначала хотели через Минздрав поехать. Я уже думала, что отправлюсь в Ровеньки, буду там работать в госпитале. Я жила этими мыслями. Однажды на смене пациент мне говорит: «А что ты думаешь? Иди заключи контракт». И я поехала в наш военкомат. Там провели беседу, предупреждали, что все серьезно. «Вы вообще понимаете, куда вы едете?» Конечно! Плюс возраст: мне сейчас 51, а присягу я принимала накануне юбилея. Наверное, я настойчивостью взяла военкомат, все время о себе напоминала, как на работу к ним ездила. Два месяца документы готовили. Потом была медицинская комиссия. Я сразу сказала: обратно мне пути уже нет, мне просто жизни здесь не будет. И мне подписали документы — я отправилась в путь.

— Откуда такой внутренний огонь — взять измором, но поехать?

— Мы же русские люди. Что у нас не отнять, так это дух. Помните песню «Встанем?». Я не могу по-другому. Все знали, что я с первого дня объявления спецоперации прошусь туда. Возможно, это воспитание: была одна мама, многодетная семья, я седьмая. В трудности пожили, но были очень счастливы. У меня оба деда прошли три войны, как же я буду стоять в стороне? Семья меня поддержала. Они истинные патриоты. Оставаться в стороне было невозможно. Не могу смотреть сейчас на людей, которые хают нашу Родину, которые питались за счет России — певцы, ведущие. Ладно, вы уехали, это ваш выбор, но хаять — это непорядочно.

— После получения документов куда вас направили?

— У нас маленький отряд, приехали все их разных мест. Все контрактники, нет мобилизованных. Формирование проходило в Ставрополе. Я как доброволец приехала медиком. Единственная женщина в отряде и единственная с медицинским образованием. Потом мы уходили за «ленту». Помню первый день. Доставляли нас поздно вечером, надо было по темноте ехать. Фары выключили — и мы заблудились, хотя потом нас нашли. Вокруг везде все горело, где-то дымило, взрывалось.

— Подготовка какая была?

— Нас на полигоне готовили четыре месяца, мы там жили. Я не проходила военную службу, вообще была не подготовлена. Оружие впервые в руки взяла. Ребята хоть на срочной были, понимали суть приказов. Было сложновато, но всему училась. Безмерно уставала, даже моргать было тяжело. Сил может быть не хватало, но злости — да. Я знала, что мне это надо и пригодится. Я хотела хоть чем-нибудь помочь нашим ребятам.

— Вы отметили, что единственная с медобразованием. Какой у вас функционал?

— Я не в больнице работаю, а в отдельном отряде. Ребята работают на машине «Солнцепек» [тяжелая огнеметная система вооружения для вывода из строя легкобронированной и автомобильной техники — прим. БНК]. Группа уезжает, отрабатывает и возвращается. Если что-то случается, их увозят в госпитали. Я слежу за общим состоянием, но, естественно, приходилось оказывать помощь на местах. Было огнестрельное ранение у бойца. Оказала помощь, но понимаю, что надо везти в госпиталь, хотя рядом с нами его убрали. Повезли в гражданский, но там не приняли. Повезли в другой по боевому разрешению. Боец понимал, что умер бы или от потери кровил, или бы от болевого шока. Довезла его живым. Простая медицинская сестра, даже не фельдшер, но все равно там я — врач, травматолог, хирург, гастроэнтеролог. Большое спасибо Республиканской больнице: когда есть связь, я могу задать вопрос, попросить консультацию, мне доктора ответят. Проблем с лекарствами не было, что бы ни попросила, высылали. Республиканская больница — мой надежный тыл, с ним и служить легче. Заместителю главного врача Светлане Думиной отдельное спасибо.

— Были моменты, что вся жизнь перед глазами промелькнула?

— Были, но это по задаче, которую я не могу разглашать. При этой опасной ситуации я, медицинский работник, была готова стрелять. Теперь я еще понимаю выражение «Чистое небо над головой». Когда ребята едут на работу, я всегда смотрю на звездное небо, лишь бы оно было затуманенным, чтобы дроны не работали. С одной стороны чистое небо — хорошо, с другой — дроны могут по тебе ударить. И еще одно выражение — «У войны неженское лицо». Элементарно: у ребят есть пулемет «Олег», я попыталась его приподнять, но какой там, даже этого не смогла сделать. Женщина может выдержать все — и лишение удобств, и не поесть, не попить. Но когда идут потери, это очень тяжело. Год прошел, как мы потеряли троих человек, а я их помню как живых.

— Как справляетесь с горем?

— Ребята их помнят и мстят за них. В нас кипит злоба, нам надо отомстить. Погиб один боец, совсем мальчишка — душа отряда, молодой, сообразительный, он всегда знал, кто и чего хочет. К примеру: была жара, а я воду не успела взять. Каким образом он узнал, что я хочу пить и принес мне воды? — Исключительные люди служат.

— Как формируются отношения с отрядом, когда вы одна женщина среди мужчин?

— Мне бывает тяжело в моральном плане: одна и столько ребят. Как можно выдержать мужа и двоих-троих сыновей? А у меня их 70. Но они за мной как за каменной стеной в плане поддержки, я всегда рядом. И за ними как за двойной стеной. Я самая старшая в отряде, даже командир молодой — ему где-то 37 лет. Есть мальчишки от 22 лет. Грубого слова от них не слышала вообще ни разу. У нас дружные отношения. Даже зовут иногда: «Вы же наша мама». Я всегда жду их с выполнения задачи — и это самое тяжелое в моей работе. Я провожаю их вечером: танк поехал, перекрестила и ушла ждать. Был такой случай, хотя я даже не знала, что для них это важно. Один боец меня спрашивает: «Почему ты нас не провожаешь?». В смысле? Как? Они меня просто не видели, поэтому сказали: «Когда мы выезжаем, и тебя нет, мы работать не можем. Ты должна нас провожать». Теперь, когда я слышу, что танк поехал, сразу выхожу, кидаю все, чтобы они меня видели.

— Вы выступаете для бойцов напоминанием, что их ждут. Были еще такие моменты, где вы давали им понять, что они не одни?

— Когда они начинают говорить о маме, о невестах, о женах и детях, они беседуют со мной. Это все незатейливо: если вижу, что им хочется поделиться — все медики заочно психологи — слушаю. Делятся сокровенным, даже очень. Мальчик приходил, и я вижу, что ему очень плохо. Один экипаж погиб, он был во втором, должен был заменить его, но не мог работать. Это нормально. Мы долго говорили, и я надеюсь, что у него все хорошо.

— То есть пол совсем не стал препятствием для вас?

— Были такие случаи. Разгрузка, например. Я честно всегда подхожу помочь, но мне говорят: «Нелли Владимировна, отойдите, пожалуйста». Мальчишки оберегают — это военное воспитание, что-то от семьи. А во время подготовки все равно стреляла, бегала, падала, но мне всегда помогали.

— Какую поддержку, кроме гуманитарной от больницы, получали?

— Я никогда не думала, что буду реветь над детскими письмами. Я вся уревелась, читая письмо девочки Сары. Все, что пришло: «Здравствуй, дорогой солдат!» У меня нет никаких данных, даже город не написала. Это может быть даже не из Коми. Но меня ждут, значит, дело наше правое. Пусть девочка знает — для нас это очень важно. Ни одно письмо не теряется, свое я до сих пор храню. Оно уже история. Когда буду совсем-совсем старенькой, обязательно покажу это письмо молодому поколению. Еще помощь оказали сотрудницы налоговой Коми, они подарили нам бензопилу, большое им спасибо.

— В минуты отдыха чем занимались?

— Я даже не знаю, был ли у меня отдых. Я всегда в состоянии готовности, меня в любой момент могут поднять, неважно, какое время. Группа приехала с задания, ближе к пяти утра. Стук в дверь — бойца клещ укусил. Я, право, не знаю, что делаю в перерывах. Если успею, какую-нибудь музыку послушаю или закачанные фильмы на телефоне — «Офицеров» люблю. Или тупо лягу и вытяну ноги. Всегда остаешься на стреме, хотя я не жалуюсь. Меня посади в один окоп с бойцами, я буду сидеть. Я знала, куда шла. Меня еще в военкомате сразу предупредили, поэтому я тогда была и до сих пор готова.

— У вас две медали. За что их получили?

— Первая — «Участнику СВО». Вторая — «За храбрость». Госнаграда от президента как раз за тот случай, когда я чуть не открыла огонь. Но про саму ситуацию говорить не могу. Я была в шоке, когда узнала, что меня наградили. Долго думала, что меня подкалывают. Конечно, это боль, слезы, кровь, события, связанные с гибелью людей, но для себя понимаю — что-то сделала правильно, раз наградили. Мне один мальчик сказал: «То, что вы здесь, с нами, уже подвиг».

— Как ваш мир изменился после того, как вы отправились на СВО?

— Кардинально. Я боюсь, что уже не найду себя на гражданке. По возрасту пришлось подать рапорт на увольнение, но я пойду в запас. Я сейчас смотрю на жизнь совершенно другими глазами, и близкие заметили это. Но чтобы говорить об этом, надо это пережить. Мы с другими девочками, которые ушли, поймем друг друга с полуслова, но объяснить сложновато. Я не могу смотреть на тех, кто нас предал. Для меня умер человек. Присягают один раз и предают один раз, им нет пощады, они оставили и предали Родину. Вижу, например, влюбленных. Мои мальчишки женятся, я только счастлива и рада. У бойца, которого в госпиталь возила, теперь немного изменено лицо, но девушка от него не отказалась, я горжусь ею. Понимаю, что мы для них работаем. Боремся, чтобы был мир, а это есть любовь.

БНК