Житель города Микунь Усть-Вымского района Николай Кудряшов перерывы от работы в крупной компании и отпуска проводит не на отдыхе или на море, а в лесах, где в годы Великой Отечественной войны шли ожесточенные бои. Вместе с другими добровольцами он поднимает останки солдат Красной армии и мирных жителей. В интервью БНК поисковик рассказал, как меняется взгляд на войну во время раскопок и почему взрослые мужчины плачут при обнаружении бойца.

— Когда и как вы заинтересовались поисковой работой?

— Сначала я наблюдал за своими коллегами, которые входят в поисковое движение. Когда праздновали 70-ю годовщину Победы в Великой Отечественной войне, мне стало интересно. Об этом много писали в СМИ, и мне захотелось посмотреть, прикоснуться к истории. Я решил съездить с коллегами в экспедицию. В этом мне помог республиканский поисковый отряд «Северная звезда», я с 2018 года с ними.

— Как проходил ваш первый поиск?

— Ездили мы в Новгородскую область, в район Старой Руссы, Поддовский район, деревня Кошельки. Там как раз были ожесточенные бои, именно по этому направлению наших погибших солдат было очень много. Сами условия поиска — очень тяжелые. «Вахта памяти» [всероссийская акция, когда поисковики выезжают на места боев для поисков останков солдат — прим. БНК] начинается в последние недели апреля и идет до 7 мая, когда организуют официальные захоронения. Первая неделя в лесах бывает очень суровая, холодная, вплоть до заморозков. Живем мы в палатках, в полевых условиях. Спим в спальных мешках практически полностью одетые. Бывает, конечно, тяжело.

— Подобные условия вас не отпугнули?

— Скорее, закалили. Когда ночь прошла, и сидишь на раскопе, то понимаешь, что бои в тех местах, где мы работаем, проходили в осенний и зимний период. Думаешь: «А как же им [солдатам] было тяжело? Без палаток, без теплой одежды, не то, что я сейчас». Им было намного тяжелее. А для меня это некое испытание.

— Как выбираются места для поиска?

— Есть в отряде ребята, которые занимаются архивной работой и определяют места, где шли бои. По этим направлениям мы едем на точку и занимаемся поисками. Это всегда места, где бойцов не забрали с полей.

— Были ли особенные находки во время поисков или может быть удавалось поднять бойца?

— Боец один не находится: если нащупал останки, то обращаешься за помощью к другим поисковикам, и вместе работаете. Был боец, которого нашел мой коллега Михаил. Я присоединился, когда он позвал на помощь. Заговорил о медальоне. Я тогда не знал, что у поисковиков есть такое поверье — на раскопе о медальоне не говорят. Меня поправили, сказали так не делать. Мы копаем. Около бедренной кости нашел медальон — а медальон обычно солдат клал в гимнастерку или в карман брюк. Я нащупал его. «Это оно?», — спросил я Михаила. — «Я могу сказать о нем?» По рации оповестили отряд, что мы нашли медальон. Прибежали все поисковики. Вскрытие медальона — право командира, он знает, как это делать. Медальон оказался пустой, записки в нем не было — это один из моментов, который тронул до глубины души. Я, взрослый человек, мужчина, но, честно, ком к горлу подкатил, всплакнул. Был близок момент обретения бойца, его имени, но записки не было. Это было обидно. Весь отряд, девчонки рыдали, за душу взяло.

— В поисках, где нужно осторожно поднимать останки тел, используются какие-то специальные инструменты?

— Да, щуп, глубинные щупы, металлоискатели — сложное оборудование. Конечно, саперная лопата. Но самое главное — нож, чтобы бережно очистить кости от земли и корений.

— Как проходят стандартные сутки в поисковом отряде?

— Подъем с половины шестого, семи утра. Дежурный просыпается еще раньше, около пяти: надо разжечь костер, нагреть воду, сварить кашу, заварить чай, подготовить отряд. Утренний туалет, завтрак. К часам восьми — половине девятого мы выходим в поле. Если это от лагеря далеко, берем сухпаек с собой, обед готовим там в полевой кухне. Греем тушенку, быстрорастворимую лапшу. В зависимости от раскопа, пока светло, до шести-семи находимся в лесах. Вечером — помыться, ужин, песни у костра. Поисковики делятся своими историями.

— Какие есть традиции или поверья у поисковиков?

— Знаете, можете не верить, но в работе поисковиков много мистического. То вещий сон приснится, где кости искать, то неупокоенные души солдат приобретают какую-нибудь форму и приходят в лагерь. Очень часто, когда находим их кости, то может пойти дождь или журавли пролетают мимо. А так, обычно, в местах, где много солдат погибло, птиц нет или они не поют, тишина мертвая стоит.

— Поисковая работа в основном физическая. Какие еще навыки, способности нужны для нее?

— Выносливость, крепость тела — все перечисленное. В новгородских лесах, например, корнями останки растаскивает, а надо найти все, чтобы солдат был полностью поднят и полностью захоронен. Сидишь на раскопе, бывает, по два дня. Расширяешься — сначала пять метров, затем десять, бывает так, что находишь останки второго. Бывает не можешь полностью найти останки, сидишь и разговариваешь с ними, чтобы дали направление, где искать. Чтобы вернуть бойца домой целиком.

— У поисковиков есть еще проект «Без срока давности», когда отряды поднимают останки мирных жителей. Вы участвовали в этой инициативе?

— Мы выезжали в Брянск, Брасовский район, деревня Локоть. Там зверствовали пособники фашистов, прославившаяся своей жестокостью Тонька-пулеметчица [военная преступница, палач, расстреляла около 1500 человек, в основном советских партизан и мирных жителей]. Во время поисковых работ наши коллеги нашли массовое захоронение. Мы уже подняли 514 мирных граждан, 144 из них дети, и перезахоронили на мемориале «АНГЕЛЫ» в Холмецком хуторе. Мирные люди погибли, не имея при себе оружия и не могли защититься, но тоже отдали жизнь ради Победы. Там наверняка были геройские поступки людей, но не все дожили до конца войны — кто-то был заморен, истерзан, либо убит. Если у солдат находишь подписанный медальон, нож, ложку, котелок, то у мирных жителей ничего этого нет.

— После окончания раскопок вы пытаетесь связаться с родственниками и потомками найденных солдат?

— Если удается выяснить имя бойца, мы связываемся с министерством обороны. Оно ищет родственников, которые могут приехать на «Вахту памяти». Все артефакты переходят родственникам или в музеи, кроме взрывчатых веществ, оружия. Интересные и мобильные находки мы используем во время патриотической работы: ходим по школам, техникумам, показываем их. Бывает дети спрашивают: «А где можно купить находки?» Это не продается, не покупается, это — память.

— Профессионально вы работаете в крупной компании. Как удается совмещать с волонтерством?

— Отпуск, однозначно, на поисках. Семья в курсе и поддерживает. Младший сын учится, но хочет съездить. С учебой станет полегче, и поедем на вахту. Старший сын целиком поддерживает, но пока не собрался духом. Это все же надо собраться мыслями, надо время, к этому надо прийти. На работе также поддерживают коллеги. Я занимаюсь общественной работой в компании, и поиски идут в плюс. Я могу показать, донести правду о тех тяжелых временах нашему молодому поколению. Уроки не проходят даром. Дети присоединяются, приходят в отряд.

— Поисковая работа меняет мировоззрение. Вы до и после вступления в отряд — два разных человека?

— Да, хотя я пришел в поиск уже взрослым. В бытность, когда я учился, в девяностые, было 22 миллиона погибших в годы войны. Сейчас цифра доходит до 27 миллионов. Работа поисковых отрядов, обретение останков показывает потери нашей армии. Тем ценней становится победа, и 9 мая не просто дата, а победа духа, народа, людей, каждого члена семьи, который был на фронте или в тылу. Ковал победу каждый.

БНК